Ироничный пересмешник
БЕГ НА МЕСТЕ
Развал, бандитизм, мажоры.
Работы и хлеба мало.
Турция, пыльный город.
Тряпьё, челноки, вокзалы.
Рынок, торговая точка.
Однажды, сделка, удача.
Женитьба на чьей-то дочке.
Квартира, машина, дача.
Политика, партия, Дума.
Связи, распил бюджета.
Взятки. Офшоры, умно.
Детство, мечты не об этом.
Нефть, таможня, откаты.
Дети, развод и свадьба.
Выборы, он губернатор.
Тоскана, вино, усадьба.
Рулетка, шампанское, виски.
Любовница, яхта, Канары.
Отстрел конкурентов. Иски.
И лучшего друга на нары.
Кандинский, Шагал, галерея.
Любовник, четвёртая тёща.
Империя, Форбс, гонорея.
Детство, желания проще.
Владелец, футбол, по живому.
За деньги. Судью на мыло.
Ночь, телефон, как громом.
Сынок, героин, могила.
Дрожащие руки, таблетки.
Сердце, больная печень.
Врачи, стволовые клетки.
Излишества, нет и речи.
Девятый наследник, Димка.
Курс доллара, бунт на заводе.
Обвал на фондовом рынке.
И лучший друг на свободе.
Бессонница, страх, заборы.
Охрана, пушка в кармане.
Тошно. Отель, Бора-Бора.
Один. И бурбон в стакане.
Деньги, наёмник-верзила.
И джип вороного цвета.
Погоня, пуля в затылок.
Детство, мечты не об этом.
Все жёны и дети у гроба.
И антураж пристойный.
Прощальные речи, снобы.
Святее Папы покойный.
Мрамор, плита, под сиренью.
У савана нет карманов.
Бурьян, никого, забвенье.
Детство, другие планы.
Модель, вдова, молодая.
Траур, фальшивый, недолго.
Сейфы, ключи, деловая.
Новый жених, помолвка.
Наследников рой, интересы.
Делёж, скандалы с размахом.
Суды, адвокаты, пресса.
Наследство, в трубу, прахом.
Рынок, торговая точка.
Однажды, сделка, удача.
Женитьба на чьей-то дочке.
Квартира, машина, дача…
СЛОН В ПОСУДНОЙ ЛАВКЕ
Однажды слониха по имени Люда
В посудную лавку пришла за посудой –
Хозяйственной Люде немедленно нужен
Столовый сервиз на рождественский ужин.
Слониха по лавке ходила тихонько
И трогала хоботом чашки легонько,
Смотрела тарелки, кувшины, маслёнки,
И всё любовалась их росписью тонкой.
Откуда-то вдруг набежали зеваки –
На воле слониху увидит не всякий! –
Друг друга давили, толкались локтями,
Студентки кололи слониху зонтами,
Под натиском этим обрушились полки –
Испуганно охнула баба с кошёлкой,
На пол полетели тарелки и чашки,
У всех под ногами хрустели стекляшки,
О тяжких убытках и крахе карьеры
Хозяин рыдал, утираясь портьерой…
И в хаосе этом подумалось Люде:
«Какие же вы неуклюжие, люди!»
ВОРОНА И ЛИСИЦА
Ворона Маруся была в зоопарке
И сыра сто грамм заняла у цесарки.
Забравшись на ёлку в соседнем лесочке,
Она собралась пообедать кусочком.
А в этот момент от речного вокзала
Лисица Егоровна мимо бежала.
Завидев товарку за вкусным обедом,
Лисица от зависти сбилась со следу,
Придвинулась ближе под самую ёлку
И стала ворону хвалить без умолку:
«Какие у вас распрекрасные глазки!
Ну просто какой-то волшебной окраски!
Какой замечательный клювик! А перья!
Что лучше бывают, ни в жисть не поверю!
У этой красотки, божественно милой,
И голос, должно быть, небесно красивый!»
Но наша Маруся была непростая:
Она изучала поэзию края,
Читала запоем крыловские басни
И знала, что лисы бывают опасны.
Пока рассыпалась Егоровна в лести
И с нервной улыбкой плясала на месте,
Маруся, неспешно поправив беретку,
Свой сыр нанизала на крепкую ветку,
И, глядя вокруг безмятежно, но зорко,
Склевала тот сыр вместе с высохшей коркой.
Потом на Егоровну глазки скосила:
«Теперь понимаешь, в чём разума сила?»
СТРЕКОЗА И МУРАВЬИ
Вот – стрекоза, вся соткана из света,
Красавица, каких не видел свет,
Волшебным именем зовётся – Света,
Её конёк – классический балет.
Она так счастлива была всё лето,
Резвилась, танцевала и пила,
Но вот пришла зима для нашей Светы,
И страстно захотелось ей тепла.
С цветком замёрзшим в распрекрасных косах
Она пришла к Ивану-муравью:
«Ты лучше всех! – сказала, шмыгнув носом, –
Себя тебе на милость отдаю»!
Иван стоял, как громом, поражённый
Той стрекозы небесной красотой.
Он утонул в глазах её бездонных
И, как во сне, пустил к себе домой.
Чтоб стрекоза его купалась в неге,
Иван работал сутки напролёт,
А Света, глядя на сугробы снега,
Всё вспоминала летний хоровод.
Настало лето. Нет нужды в Иване:
Под каждым ей кустом – и хлеб и кров.
Ушла от муравья краса-Светлана.
Жизнь так мила без скучных муравьёв!
А в ноябре, голодном и морозном,
Беду сулящем птахам и зверью,
Она опять приколет к шляпке розу
И поползёт к другому муравью.
Опять сразит Амур мужское сердце,
И сага повторится вновь и вновь.
Так будет стрекоза порхать до смерти –
На век её достанет муравьёв!
ВОЛК И ЯГНЁНОК
Как-то к ручью со студёной водицей
Волк Ерофеич пришёл освежиться.
Видит – на мостике возле сосёнок
Воду в кувшин набирает ягнёнок.
«Кто ты такой, и явился откуда?»
«Я из деревни Берёзовки буду.
Кличут меня от рожденья Кузьмою.
Мама послала меня за водою…»
Волк Ерофеич взорвался от злости,
Так что затрясся берёзовый мостик:
«Как ты посмел, хулиган тупоносый,
Воду мою баламутить без спросу?!»
Бедный ягнёнок заблеял елейно:
«Мама сказала, источник – ничейный…»
Волк озверел от нахальства такого:
«Вижу, зарвался ты, пень бестолковый!
Эти крамольные мысли опасны.
Съем я тебя, карбонарий несчастный!»
«Если обидел я вас ненароком,
Вы не судите уж больно жестоко…»
«Не забивай понапрасну мне уши.
Ты виноват, что мне хочется кушать! –
Волк облизнулся и щёлкнул зубами. –
Будет на ужин ягнёнок с грибами!»
Вдруг из кустов, что растут у дороги,
Выскочил к мостику бык однорогий –
Вздыбилась колом щетина на холке,
Яростный взгляд устремился на волка:
«Ты на ягнёнка свой рот разеваешь?
Мне он племянник, ужели не знаешь?!»
Бык подцепил неприятеля рогом
И, размахнувшись, швырнул на дорогу.
Шмякнулся волк о дорожные кочки,
Жалобно взвыли недужные почки,
Вспоротый бок потемнел от кровищи,
И пожалел о ягнёнке волчище…
Этой картиной рассказ завершаю.
Ну а мораль у побаски простая:
Прежде, чем есть слабосильного зверя,
Кто его дядюшка, стоит проверить.
ЗВЕРИНЫЙ ОРКЕСТР
Оркестр позвали вместе хором
На погребальный ритуал,
И тот по знаку дирижёра
Гопак весёлый заиграл.
Вдова в сердцах кричала: «Гнать их!
Какой невиданный позор!
А вся беда – в тех жёлтых платьях,
В которых пел звериный хор!»
Скорей сменили платья хору,
Пришли артисты в детский сад
И по сигналу дирижера
Сыграли рок, металл и хард.
Кричали мамы: «Те артисты
Ломают психику зверят!
А вся беда – что гармонисты
Совсем неправильно сидят!»
Пересадили гармонистов,
Пришли играть в концертный зал,
Но только слушать тех артистов
Уже никто не пожелал.
В нравоученьях мало прока –
О грабли биться нам не жаль.
Но вдруг кому пойдёт уроком
Вот эта краткая мораль:
Не важно, как сидят артисты
И в чём одет звериный хор –
Музы́ка от того зависит,
Какой в оркестре дирижёр.
ПРЕСТИЖ СТРАНЫ
Медведица-старушка баба Мара
Смотрела передачу как-то раз
О волке Грише (слух идёт – волчара
Сумел прибрать к рукам общинный газ):
Он-де построил сеть трубопроводов
В Италию, Германию, Литву,
Чтоб легче было братскому народу
Качать российский газ по рукаву.
И побежали газовые реки
В дома сеньоров, бюргеров, панов
(И сам Григорий за́жил человеком
На прибыль из нерусских кошельков).
Была Европа крайне благодарна
И волку, и России, что жива,
Что жителям её зимой коварной
Уже не надобно колоть дрова…
Слезу смахнула баба Мара с глаза:
«Не хватит дров до будущей весны…
Но мы уж как-то сдюжим и без газа,
Ведь главное – престиж родной страны!»
ПИРАНЬЯ, КЛОП И ЛИС
Однажды осенью решили звери
Свезти в лабазы собранный овёс,
Избрали представителей на вере
И поручили им доставить воз.
Не стали медлить избранные слуги –
Краса-Пиранья, Клоп и старый Лис,
И чтоб народу оказать услугу,
В общинный воз не мешкая впряглись.
А воз стоял далёко от лабазов,
Не видно ни поклажи, ни колёс.
Не устояли слуги от соблазна –
Без лишних глаз украли весь овёс.
Быстрее всех управилась Пиранья:
Как самые прожжённые дельцы,
Она спустила в омут состоянье
И потопила грамотно концы.
Едва впихнул за плинтус свой мешочек
Дебелый Клоп, порвав по шву пиджак.
Потом за льва тихонько выдал дочку
И приобрёл в Париже особняк.
А старый Лис барыш потратил с толком –
Купил компанию, что добывает нефть.
Теперь и Ли́су и его потомкам
На десять жизней хватит что поесть.
Овёс всю зиму ожидали звери,
И пухли с голоду – такая вот напасть!
А по весне совсем уж озверели
И стали тех избранников искать.
Но слуги обнесли себя забором,
Купили армию, полицию и суд,
И самых недовольных очень скоро
Не стало в этом сказочном лесу.
А к остальным приехал представитель
Звериной власти, и сказал им так:
«Овса не будет, вы уж там держитесь!»
Он речи говорить – большой мастак.
Вот так и жили беспросветно звери…
Мораль сей басни уж понятна вам:
Не лишне бы заране слуг проверить.
А воз пустой стоит и ныне там!
ЩУЧИЙ ХАРАКТЕР
Щука кручинится: «Ну, почему
Я не нужна никому-никому?
Вроде и зубки прекрасны на вид,
И чешуя изумрудом горит,
И гибкое тело ныряет легко,
И острые глазки глядят далеко…
Видно, права моя мудрая мать:
Щучий характер пора поменять!»
КАКАДУ АРЧИБАЛЬД
Какаду Арчибальд - балагур, полиглот,
Он читает стихи и частушки поёт,
Он весьма артистичен и очень умён,
Только звёздной болезнью чуть-чуть заражён!
ЭПИГРАММА "А КТО СУДЬЯ?"
(ответ Николаю Носенко (https://stihi.ru/avtor/koliano),
оскорбительно критиковавшему мои (и не только мои)
литературные произведения под псевдонимом «Коля Но»
на литературной платформе stihi.ru)
Пора кончать литературу:
Явился нам Великий Гуру!
Пусть вирши Гуру неумелы,
Он рвётся в бой, как рыцарь смелый,
Разит убийственной сатирой
Чужих людей чужие лиры.
Металл и скрежет в каждом слове,
Он зол на всех, он жаждет крови,
И в бесталанных щелкопёров
Летят гнилые помидоры!
Но цель – не эти стихоплёты.
Они – лишь средство для полёта.
В его «стихах» сквозит натужность
Явить другим свою наружность,
Своё величие и якость,
Ведь все другие – просто пакость!
Его портрет – такой огромный,
Что еле влез на сайт наш скромный,
Его безмерная гордыня
Любому рада плюнуть в дыню.
Но кто же он, что всех нас выше,
Что жжёт глаголом тех, кто пишет?
Жуковский? Вяземский? Рылеев?
А, может, Пушкин? Иль Плещеев?
Э-э-э, нет, браток, бери повыше:
Коляно на охоту вышел!